Спустя какую-то минуту до сражавшихся за выигрыш соперников не было уже никому никакого дела – О'Гилви, откашливаясь, судорожными движениями засовывал монеты в карман, освобождаясь от лежавшего на нём плотника, получившего нокаут от удара головой о переборку.

– Чёртов Генри! – ирландец с трудом поднялся на ноги и, раскачиваясь в такт усилившейся болтанки, посчитал необходимым отправиться на помощь товарищам. В глазах его, то ли от удара о палубу, то ли от удушья, крутились звёзды, которых он до сих пор никогда не видывал, даже когда в боксёрском клубе пропускал прямые удары.

Добравшись до узкой лестницы, ведущей вниз, в трюм, ирландец с таким же напряжением переставляя ноги, заставил себя спуститься, вцепившись в поручни обеими руками. Снизу раздавались теперь уже не одиночные ругательства, а их целый хор, где по-прежнему солировал боцман.

– Ты! Давай брус! Сюда его! – орал бородач в боцманском мундире, отдавая указания. Весь его личный состав занимался спасением корабля – кто на капитанском мостике, кто в машинном отделении, самые опытные и отчаянные – на палубе, а здесь в трюме, матросов не хватало. – Ты! Эй, хлюпик! Тащи конец каната! Да! Из той бухты! Крепи его здесь! Тысяча чертей! Где вас таких безруких понабирали! Эх, мистер Смит (так звали капитана, который на месте описываемых событий лично не присутствовал, а стоял, как положено, возле штурвала), говорил же я вам, еще нужно было растяжки ставить! Чёртовы железяки! Откуда вы все взялись на мою старую голову!

То ли волны и ветер за бортом набрали еще большую силу, то ли капитан предпринял какой-то маневр, уходя от очередного вала солёной морской воды, но в трюме казалось, что до сих пор внушавший своим видом спокойствие корабль вот-вот либо сам перевернется, либо зачерпнет такое количество забортной воды, что его вполне хватит, чтобы затопить трюм.

На лицах только что наблюдавших увлекательную игру в кости англичан появились первые признаки паники. Тяжёлая станина от паровой машины, поставленная для удобства погрузки на круглые брёвна, сорвалась с креплений и теперь с каждым наклоном корпуса судна двигалась по полу трюма, издавая пренеприятный звук, который вполне мог бы сопровождать вход грешников во врата адские.

Очередной раз корабль преодолел, судя по всему, гигантскую, волну, от чего пошел носом вниз, вызвав в трюме очередное движение станины, грозившей своим весом разрушить борт. К счастью, на её пути оказались несколько больших ящиков, стоявших один на другом, сбитые между собой и накрытые сетью из пенькового каната. Звук, подобный тому, что первым услышал боцман, на этот раз сопровождался грохотом выпадающего из раздавленных ящиков инструмента, да еще и под аккомпанемент звонкой россыпи гвоздей.

– Дьявол! – воскликнул боцман, откидывая ногой в сторону острые кованые шипы, на один из которых он таки наступил и взвыл от боли, почувствовав в правом ботинке теплую кровь.

– Ты! Чего стоишь? – боцман обратился к пожилому валлийцу, оказавшемуся у него под рукой. – Тяни канат вдоль борта! Быстро! Сейчас обвяжем, и сразу распорки можно ставить новые!

Ухватившись за конец, мастер Вильямс попытался его протянуть в указанном направлении, но бухта, находившаяся метрах в семи от него, не разматывалась – туда ринулся боцман, чтобы столкнуть упавший сверху ящик.

– А ну-ка! Взяли! – с помощью нескольких валлийцев боцман таки скинул его вниз, и канат резко дал слабину, от чего Вильямс вместе с ним кубарем покатился под станину, которая со скрипом продолжала двигаться по нижней палубе.

Щель между бортом и станиной, сквозь которую предстояло протянуть канат, стала критически узкой и теперь мастер Вильямс, лежа на палубе, прямо перед ней, понимал, что даже при всем желании, туда не протиснется.

– Позвольте я, мистер Вильямс! – рядом с мастером появилась щуплая фигура Роберта Дэвиса – того самого мальчика – посыльного из пост – офиса, которого мистер Джон Джеймс Хьюз, прослышав о его бедственном положении и любви к грамматике с разрешения непутёвого отца взял с собой в дальнее путешествие в качестве писаря.

– Уйди, Роберт! Как ты здесь вообще оказался?! Иди отсюда! – Вильямс попытался встать, но ему это не удалось – кто-то из его земляков, споткнувшись о его сапоги, навалился сверху на ноги.

– Я проскочу, мистер Вильямс, у меня получится! – Роберт подхватил конец каната и, не дожидаясь ответа мастера, намотал его на правую руку и юркнул в щель.

Чертыхающийся Вильямс раздраженно пнул ногой Алана Нила, который ко времени событий успел крепко выпить и теперь не мог быстро подняться. От этого Вильямс не успел ухватить мальца за его старый пиджак, чтобы не пустить того дальше.

Гулкий удар кулака мастера Вильямса о палубу утонул в том скрежете, который издала станина, поддавшись очередному качку корпуса судна. Тяжелая чугунная конструкция, словно подталкиваемая неведомой дьявольской силой, двинулась в сторону борта, превращая узкий проход в который устремился Роберт, во всё более узкую щель.

– Нет! – здоровяк Вильямс попытался упереться спиной в борт и руками в массив станины, но разве мог он противостоять в одиночку такой силе? – Брус! Брус давай! – заорал Вильямс Алану Нилу, который струшивал со своих штанов свежий отпечаток ботинка. Заглянув в неумолимо сокращающийся просвет между бортом и станиной, Нил всё-таки успел рассмотреть спину юноши и, решив, что еще не поздно, Алан, собрав все силы, подал Вильямсу обломок распорки, которая треснула первой под натиском груза.

– Назад! Роберт, назад! – став на ноги, Вильямс упер один конец бруса в угол между палубой и бортом, а другой его конец вставил в выемку чугунного корпуса.

Упершись в шпангоут, преградивший ему путь, Роберт Дэвис понял, что вперед дороги нет, но и развернуться он уже не мог, потому принялся пятиться спиной вперед. Вильямс всем своим весом навалился на распорку, которую удалось так вовремя установить, оставив юноше путь к отступлению.

– Сюда! Ложись сверху! – старик кричал Алану Нилу, чтобы тот помог ему удержать срывающийся с места брус, но тот не успел. Поддавшись давлению, обломок распорки выскочил из углубления, и станина, двинувшись к борту, издала истошный скрипящий звук, заглушив крик юноши…

С рассветом, когда капитан с боцманом провели полную ревизию корабля, мистеру Хьюзу было доложено, что один из членов его экспедиции скончался от полученных травм. Его имя – Роберт Дэвис.

До тех пор, пока тело писаря, завернутое в плотную ткань, не опустили за борт, мистер Хьюз не промолвил ни слова. Лишь, когда похороны состоялись согласно морскому обычаю и все мужчины надели головные уборы, Джон Хьюз пробормотал:

– Жаль, Роберт, что ты так хорошо умел писать… Могло всё случиться иначе…

Надев свою фетровую шляпу, мистер Хьюз обернулся в сторону молодого мастера Алана Нила, обратившегося к нему из-за спины:

– Мистер Хьюз, писать умею, почерк у меня каллиграфический. Да и от прибавки к жалованию не откажусь.

– Well, Алан… Найди письменный прибор, что был у Роберта. Забери себе и далеко от меня не отходи. Переберешься в соседнюю каюту.